Упрощенная HTML-версия
Ян Арт
269
Было это в те времена, когда вся страна прилипла к телевизо-
ру: первый раз показывали рязановский «Жестокий романс».
Следя за перипетиями кипящих на экране страстей, бабушка
вздохнула: «Да, вот это мужчина!».
«Ты о Паратове?» – поинтересовался я (вся женская часть
страны в то время была влюблена: Никита Михалков, весь
в белом, в образе купца Паратова покорял слабый пол). «Нет,
о Карандышеве». – «?!» – «А ты посмотри сам: Паратов –
это же просто лакей. Без денег – ноль, никто, вынужденный
подчиняться обстоятельствам. Разве это мужчина? А Каран-
дышев – жалкий, нищий, но он не подчиняет свое «я» внешне-
му миру. И он скорей убьет женщину, которую считает своей,
чем разменяет себя… Вот это мужчина!»
Странное, на первый взгляд, суждение. Сколько ставили
«Бесприданницу» – такого не слышал. Потому что Россия ина-
че воспринимает, иначе ощущает себя. Наверное, поэтому
напыщенный купчик нравился больше бедного дворянина.
Поэтому мальчики-ботаники играют в «крутых», изъясняясь
на сленге, напоминающем словарный запас программиста,
отсидевшего за изнасилование канарейки. Поэтому россий-
ские мужчины едва ли не единственным достойным образом
считают мачо и тщательно изображают в жизни латиноаме-
риканского сутенера, мающегося с похмелья…
Такая уж лакейская привычка.
Дизраэли когда-то сказал: «Не бывает великих людей
в глазах жен и лакеев». А может, и не Дизраэли… Все равно –
не бывает.
Москва.