Упрощенная HTML-версия
Шаг за обочину. 50х50
322
та – а любая отставка в российской интерпретации пре‑
вращается в падение, – насколько все это тяжело? Или
действительно, как вы заявили в «Литературке», для вас
это – брызги шампанского?
– Я шесть раз начинал с нуля и вообще давно убедился, что
мужчина, который ни разу не начинал жизнь с нуля, – нена-
дежный. Это вещь очень полезная. А главное, у меня есть
твердое ощущение, что мы вступаем в совершенно новую по-
лосу очень глубоких испытаний. Для меня «Общая газета» –
способ осмысления этой полосы.
Я пока этой газетой недоволен, у меня к первому номеру
огромное количество претензий. Думаю, второй будет луч-
ше. Но для меня первый номер важен тем, что я все-таки убе-
дился в наличии концепции, которая выстраивает газету. Эта
концепция основана на идее антиполитики, нравственной
оценки происходящего, отказа от выбора меньшего из двух
зол, отказа от привычки к кому-либо прислоняться, чем за-
нимается сегодня интеллигенция. Думаю, что эта концепция
на полкорпуса впереди общественного сознания.
– И все же: куда зовет новая газета?
– Я прекрасно понимаю растерянность, вызванную от-
сутствием стены, к которой можно прислониться. На себе ис-
пытал. Когда я ушел из «Останкино» и меня начали травить,
что я будто «Останкино» разворовал и что-то еще в том же
духе (этим занимался Полторанин), я рассказал об этом Го-
лембиовскому. Игорь собрал в «Известиях» главных редакто-
ров. Пришел Полторанин. Я сказал Полторанину, что о нем
думаю. Что ему нужен образ врага, что если бы не было меня
и Малашенко, то он бы придумал колорадского жука, что
президента погубит не Хасбулатов (не дорос), а его окруже-
ние, что министерство прессы действует разрушительно.
И когда я все это сказал, наступила пауза, редакторы сидели