Упрощенная HTML-версия
Ян Арт
237
– Снежный русский поле. Очень красиво! Но нам больше
нужно снимать Вольга…
– Это! И! Была! Волга! – четко, по слогам проговариваю я.
Французы в шоке. Они не верят. Они полагают, что я им
морочу голову. Они кричат, что Волга – это река, а не поле
под снегом. Плывут пароходы, бурлаки тянут барки, а «волны
бьются о борт корабля».
Я уже на взводе и кричу в ответ:
– В феврале у нас волны никуда не бьются! Они замерзают!
Это было не поле, это и была Волга! Подо льдом! Вы по ней хо-
дили! Вы ее снимали – целых две минуты!
На лицах моих французских друзей – «очень печально».
И вид – как у арьергарда маршала Нея под Березиной.
И я смягчаю свой «наезд»:
– А какой дурак вам посоветовал снимать русскую реку
зимой?
Бертран старательно избегает встречаться взглядом с со-
отечественниками:
– Это была моя идея. Летом тут, наверное, курорты, яхты,
плавучие бары… Хотелось снять настоящую жизнь…
– Ну, тогда вы попали в точку! – мстительно заключаю
я и поворачиваюсь к шоферу: – Давай-ка, Фархад, домой…
Мы говорим на разных языках. Окончательно я убедился
в этом опять «у них». Мы с женой в Париже. Моего француз-
ского вполне хватает на рестораны, музеи и ночного портье.
Пока в одной изощренной ресторации мы не рискнули зака-
зать некое сложное блюдо. Причем нужно было не только на-
звать его, но и обсудить с официантом способ приготовления.
Официант тараторит со скоростью, доступной только
французам и «запорожцам», у которых «троит» движок. Я пе-
рестаючто-либо понимать, начинаюнервничать, и мой на ла-
дан дышащий французский окончательно выходит из строя.